Хоп — и турне закончено. Сижу дома, вспоминаю и поражаюсь снова. Россия, Россия, как же ты умеешь болеть! Как ты любишь футбол, оказывается! Откуда в тебе это?!
Сразила волна любви ещё в Кратове, когда базу португальцев русские люди взяли в кольцо. Плюшки и торты для Роналду не несли (хотя ручаться сложно), но подарков хватало. Даже зная, что едва ли дары те дойдут до нужных рук. Вот кто-то несёт, словно хоругвь, портрет Криштиану, составленный из газетных строчек. Похоже, чёрт возьми! А как встречали самого Криштиану, как голосили!
Роналду после той тренировки пять секунд пробыл у бровки — и кинулся прочь, к столовой. Видать, хорош кратовский борщ. Зато на четверть часа остался раздавать автографы Пепе. Наши люди полны любви — Пепе так Пепе. Обласкали и его.
Не помню, откуда и куда ехал. Кажется, из Самары в Саранск. Заплутал где-то в Ульяновской области, но не тужил: Жигулёвские горы, от которых глаз не оторвать, перешли в утёсы. В поля, где рожь по колено и ни души. Ехал себя тихонечко, футбола в тот день никакого.
Разглядываю накренившиеся избушки и указатели. Вот Степное Матюнино. Вот одно Анненково, вот другое — Анненково-Лесное. Остановился, высунулся на секунду — за ту же секунду чуть заживо не сожрала мошкара. Я и не думал, что бывает такое: облепили всего!
Успеваю разглядеть, отмахиваясь — в одном огороде бюст Ильича, прикрытый аквариумом. Достаю фотоаппарат: щёлк-щёлк…
Домашний музей! Здесь мне и патефон завели, чтобы сквозь треск ловил голос Рыбникова, и сыграли на баяне. Но главное — футбол!
— Как мы болеем! Я в 80-е сколачивал группы, ездили на спартаковские матчи против Киева. Без билета, на багажных полках, — рассказывал один брат, Александр. — Сейчас в сборную России не верил. Но теперь поверил.
Отпускать меня не хотели:
— Баньку истопим. Нам о футболе-то поговорить здесь вообще не с кем. Расскажите там, в Москве, как в кишлаке болеют. Может, сборная наша прочитает. А вот мы споём для неё. Про Уругвай песни нет, так мы про Болгарию…
— Хороша страна Болгария, — затянул брат Александр. — А России лучше нет!
Я оглянулся вокруг — в «кишлаке» ни души. Ни в одной избе нет света. А здесь — будто фан-зона.
— Успокойтесь, братцы. Очень уж спать охота.
Наши люди поначалу опасливо, а вскоре с большой нежностью примыкали что к иранской толпе, что к португальской. Шли в обнимку.
— Ни слова о «Порту»! — гневались португальцы. — Здесь — только «Бенфика»!
Наши охотно подтягивали:
— «Бенфика», «Бенфика»!
Ночами гоняли мяч прямо посреди проспекта, обозначив ворота ботинками. Толстяк-голкипер оказался саудовцем, расправляющим на груди надпись:
— «Аль-Ахли»!
В поле же настоящая сборная мира — мексиканцы, португальцы, саранские пацаны…
Я смотрел на всё это, и было мне печально: вот завершится чемпионат мира — и что дальше? Всё же будет пресным, любой футбол! Я буду приезжать на эти стадионы и вспоминать сказку, сладкий сон. А кто окажется на волшебном поле, помнящем Роналду и Месси — «Мордовия» с «Ротором»?
Вечером пройтись по городу — увидев, как сидят наши люди в обнимку с датчанами и хорватами по кофейням. Как смотрят вместе матч Уругвай — Португалия. Как бьют кружками об стол — а мимо прогуливаются нижегородские барышни. Надевшие всё лучшее.
Не буду рассказывать, как болеет Волгоград. Это понятно — там футбол, там всё рядом. Ещё бы ему не болеть. Но как болел Саратов, где футбола и близко нет! Как голосил, как пел до утра после победы над Египтом! Я верил и не верил, что вижу всё это. Что это не сон.
Наверное, теперь всё будет иначе — и футбол станет другим, и фанаты. К четвертьфиналу стало понятно: пожалуй, это действительно лучший чемпионат мира в истории. Самый душевный, самый непредсказуемый. Русские люди увидели, какими тёплыми могут быть. Сами себе удивились. Этот чемпионат мира позволил взглянуть на самих себя со стороны — и порадоваться увиденному.
Спасибо ему. Спасибо нам.
Комментарии